Пыточные бригады ИГ: взгляд изнутри

— На этой площади стоит клетка, — говорит Абу Халед, описывая место, где вершится правосудие в сирийском городе Эль-Баб, в котором он до недавнего времени служил в органах госбезопасности так называемого Исламского государства. — На этой же площади время от времени рубят головы. Но клетка всегда стоит на месте, и почти всегда кто-то сидит внутри. Они сажают сюда людей на три дня. И говорят, за что они тут сидят, — рассказал мне мужчина, которого мы будем звать Абу Халед, во время одной из наших встреч в Стамбуле. — Один человек пошел в суд свидетелем и солгал. Он просидел в клетке три дня. Один парень общался с незамужними девушками — не своими родственницами. Он сидел три дня. За сигареты можно просидеть один, два или три дня. Зависит от случая. 

Абу Халед описывал место, где я уже был. В Эль-Бабе я побывал в рамадан 2012 года, в относительно ранние дни восстания против режима Асада, когда город еще контролировали местные силы ополчения. Я видел, как эта самая площадь оживала по ночам, когда активисты, повстанцы и простые горожане временно превращались в уборщиков — «Свободных сирийских метельщиков улиц» — и собирали осколки и булыжники, оставшиеся на улице после обстрелов Асада, или помогали в полевых госпиталях в подвале местной мечети, потому что настоящему госпиталю Эль-Баба сильно досталось от обстрелов сирийской армии. 

В те дни там даже работало ночное кафе, где можно было смотреть международные новости, пить фруктовые коктейли, курить кальян и сколько угодно разговаривать обо всем и о чем угодно, не боясь, что люди из асадовского мухабарата (госбезопасности) подслушают. Всему этому давно пришел конец, уверяет меня Абу Халед. Кафе закрыто. ИГ ввело комендантский час, и больше никто не выходит на улицу ночью. А местные теперь должны следить, что и кому говорят. 

При Абу Бакре аль-Багдади дела обстоят так же, как при Башаре Асаде и Саддаме Хусейне. ИГ параноидально боится появления вражеских агентов, и их беспорядочные облавы на «пятую колонну» и «иностранных агентов», вероятно, имеют в основе упреждение, а не разоблачение. В обществе нужно поддерживать страх, чтобы люди даже не задумывались о сопротивлении. И в этом угаре ИГ неизбежно уничтожает кого-то из своих. «Однажды они отрезали голову парню из Кувейта — сказали, что он работает на МИ-6. Написали на его теле, что он британский шпион, — а он был главой аминаята (тайной полиции. — Открытая Россия) в Эль-Бабе».

Абу Халед, не меняясь в лице, глубоко затягивается «Мальборо» и делает глоток чая — мы разговариваем в стамбульском кафе.

Дезертир из ИГ утверждает, что такая паранойя имеет под собой основания. Он убежден, что ИГ сверху донизу наполнено шпионами и информаторами различных сил. В Ракке, говорит он, нашелся россиянин, работающий на путинские спецслужбы. «У них было видео, он во всем признался. Не знаю, под давлением ли, но сознался». Еще один человек, палестинец, был обвинен в работе на «Моссад». Обоих казнили.

Абу Халед перечисляет преступления, подпадающие под понятие государственной измены: «Работа на ССА ("Свободная сирийская армия", группировка повстанцев, считающаяся умеренной) — смертная казнь. Работа на мухабарат, ЦРУ или других иностранцев — смертная казнь».

Была одна история, которая запомнилась ему особенно живо. «Однажды они казнили человека, который разбрасывал SIM-карты там, где работают госслужбы ИГ».

SIM-карты? Абу Халед раз за разом называл их так. Вскоре стало понятно, что он имел в виду следящие устройства — возможно, GPS-маячки, или RFID-метки или радиочипы, сигналы которых смогли бы поймать беспилотники и исстребители коалиции.

— По ним самолеты коалиции находят цели, — говорит Абу Халед. — Того парня арестовали. Отрезали ему голову и оставили тело разлагаться прямо на площади на три дня. А голову насадили на палку.

ИГ, как и многие другие теократические королевства и диктатуры, содержит полицию нравов, чтобы та следила за соблюдением норм шариата. Она называется «Аль-Хисба». 

Не понравилась пита в местном кафе? Жалуйтесь в «Хисбу». Показалось, что там антисанитария или завелись крысы? Жалуйтесь в «Хисбу». 

— Они крайне суровы. Если кафе им покажется грязным, они закроют вас на пятнадцать дней, пока все не исправите. 

Все, что вы едите и пьете в халифате, конечно, подчинено строгим правилам. Алкоголь — харам, и если тебя застанут за выпивкой, то, вероятно, тебя ждет 80 ударов плетью на центральной площади Эль-Баба в наказание. 

— Сотрудники «Хисбы» разъезжают по городу и проверяют, что делают люди, — говорит Абу Халед. — В Эль-Бабе их всего 15 или 20. Вроде бы немного, но ты все время их видишь. Они ездят на фургоне с мегафоном и кричат: «Время молитвы! Идите в мечеть! Бегом! Закрывайте лавки! Женщина, прикрой лицо!» 

Женщины в Эль-Бабе живут в постоянном страхе, — говорит Абу Халед. — Вот женщина идет по улице. Вечером в никабе она ничего не видит — головной убор полностью закрывает лицо. В никабе и днем-то почти ничего не видно, а вечером тем более. А тут кричат: «Покрывай голову! Иди домой!» 

Но власть ИГ не может опираться только на страх, и ему постоянно нужны новобранцы, поэтому идеологическая обработка играет большую роль. ИГ принимает добровольцев из ненавистной им Свободной сирийской армии, из различных исламистских формирований и даже из «Фронта ан-Нусра», филиала «Аль-Каиды» в Сирии, от которого в 2014 году откололось ИГ. Но это означает очень высокий порог входа и ограничивает спектр возможных назначений. Тот, кто присоединяется к ним после службы в рядах противника, должен провести три месяца в «лагере перевоспитания», по типу маоистских, и «покаяться». И после этого до конца жизни накладываются ограничения на то, чем теперь можно заниматься и где жить.

— Нельзя остаться на старом месте или вернуться в родной город. Например, пусть в Эль-Бабе я служил в ССА. А теперь хочу вступить в ряды ИГ. Значит, я отправляюсь в лагерь на три месяца, а спустя три месяца меня отправляют еще куда-то на год, и в Эль-Баб я вернуться не могу.

И так как халифату нужны новые поколения добровольных палачей, он с большим вниманием относится и к образованию молодежи.

Бывшие учителя из Сирии получили приглашения вернуться и продолжить учить детей в городах, занятых ИГ, но им нужно пройти трехмесячное обучение и покаяться за сотрудничество с режимом. Домашнее обучение — харам, потому что так невозможно контролировать, чему учат молодежь. Абу Халед знал учителя английского, арестованного за организацию занятий у себя дома.

Для тех, кто имеет даже небольшое влияние в «Аль-Дауле», номенклатуре Исламского государства, предусмотрены существенные бонусы и привилегии.

Абу Халед, как и другие члены ИГ, получал 100 долларов в месяц — банкнотами США, а не сирийскими лирами, несмотря на то, что последние являются основной валютой в Эль-Бабе. В городе существуют обменные пункты, где служащие ИГ могут обменять свои зарплаты, но, благодаря «соцпакету», который дается за службу, они редко в этом нуждаются.

— Я снимал дом, который мне оплачивало ИГ, — рассказывает Абу Халед. — Он стоил 50 долларов в месяц. Они платили за дом и за электричество. К тому же я был женат, поэтому каждый месяц получал еще 50 долларов за жену. Если есть дети, за каждого дают 35 долларов. Если живы родители, на каждого дают 50 долларов. ИГ — социальное государство. 

Из-за этого многие уходят в ИГ, — говорит Абу Халед. — Я знал каменщика, строителя. Он получал 1000 лир в день. Это сущая ерунда. Сейчас он ушел в ИГ и получает 35 000 лир — 100 долларов на себя, 50 долларов на жену, 35 долларов на детей. Он зарабатывает 600-700 долларов в месяц. Он бросил работу. Теперь он просто солдат, но присоединился только ради денег. 

ИГ стремится к аккуратности и поддерживает порядок с помощью «Диван-аль-Хадамат», или Министерства услуг — по описанию Абу Халеда, это что-то вроде горсовета. Их бюрократическая структура производит впечатление. «Диван-аль-Хадамат» включает санитарный департамент, департамент парков и зон отдыха, департамент строительного лицензирования и департамент энергетики. В его подчинении также находится сельскохозяйственный департамент, управляющий землями, которые ИГ приобрело или, что случается чаще, конфисковало у врагов государства. 

Все имущество тех, кто сбежал из ИГ и находится в розыске, изымается. 

— Земля, дома, магазины, все. Здание, в котором я жил в Эль-Бабе, принадлежало человеку, обвиненному в работе на режим, — рассказывает Абу Халед. — И они забрали все здание. Пришли и уведомили о выселении всех, кто там жил. Сказали: «У вас есть 24 часа, чтобы покинуть помещение». 

Все предприятия должны платить налоги — их собирают каждый месяц. Этим занимается «Джибайя», налоговая служба ИГ. Избежать их или пытаться их обмануть довольно глупо. Сотрудники «Хисбы» также патрулируют местные заведения в качестве дружинников и проверяют, справедливые ли там цены на товары и услуги и все ли верно в журналах учета. — Налог платится в процентах, где-то 2,5% выручки нужно отдать ИГ. 

— И «Хисба» еще снимает свою долю? 

— Да, — говорит Абу Халед. 

ИГ назначает ту цену на редко доступное электричество, которую сочтет нужным. 

— И еще нужно платить за воду. Нужно платить за городские службы. За уборку мусора, например. И если ты привозишь что-то из-за границы, нужно заплатить налог. Овощи или фрукты — все, что приезжает из Турции или зон, подконтрольных ССА, облагается налогом. 

ИГ также штрафует граждан за любые гражданские правонарушения, особенно курение и контрабанду сигарет. 

Это больная тема для Абу Халеда, который курит одну за другой, но он понимает, что это огромный источник дохода для халифата. Сигареты запрещены, потому что они вредят телу, как и алкоголь. Но так как практически каждый сириец курит, ИГ понимает, что с неизбежной в данном случае контрабанды можно получить определенный доход.

— К моему соседу пришел саудит, — рассказывает Абу Халед. — Он постучался в соседскую дверь, а потом ко мне. Из-за сигарет я пользовался освежителем воздуха. Он спросил, где мой сосед. Я ответил: «Не знаю». Тогда он сказал: «У тебя приятно пахнет в доме. У тебя точно есть сигареты — можно зайти покурить, пожалуйста?»

В ИГ намеренная туманность формулировок Корана постоянно переплетается с экономическим прагматизмом. К примеру, в случае с древними артефактами, многие из которых в Сирии и Ираке сохранились со времен библейских пророков, ИГ считает, что любое доисламское искусство, бывшее «объектом поклонения», должно быть уничтожено, в то время как любые другие предметы интереса — например, вавилонские или римские монеты — разрешены для продажи на международном черном рынке, где не наблюдается нехватки покупателей. Без сомнения, археологической логике ИГ помогает тот факт, что небольшие предметы редко бывают объектом поклонения; на практике сносу или взрывам подлежат огромные памятники и статуи, которые невозможно тайно вывезти в Турцию или Курдистан. 

Чтобы «Аль-Даула», само государство, продолжало жить в довольстве, необходимо часто идти на компромиссы и обходить острые углы. Абу Халед поделился двумя важными примерами того, как ИГ торгует со своими заклятыми врагами — и обирает их. 

Нефть, естественно, является важным источником дохода. ИГ контролирует все сирийские месторождения на востоке, и это делает его главным поставщиком энергии в страну и топливным вымогателем. Пограничный переход Баб-аль-Саламе, единственные ворота в северную часть Сирии для ИГ, кормит весь халифат, от Алеппо до Фаллуджи. 

— Представь, сколько грузовиков там проезжает каждый день, — говорит Абу Халед. 

Но с сирийской стороны его контролируют повстанцы из других объединений, а с турецкой стороны, естественно, правительство в Анкаре. Почему ни те, ни другие, не могут просто закрыть проезд и лишить ИГ источника дохода? 

— Потому что у них нет выбора. У ИГ дизель и нефть. В последний раз, перед рамаданом, повстанцы закрыли для них проезд. ИГ ответило тем, что перекрыло им кран. Цена на нефть в Сирии скакнула вверх. Пекарни закрылись, потому что не было топлива. Машины, госпитали — все остановилось. 

У такого шантажа есть и побочный эффект. Абу Халед говорит, что все в Сирии сейчас работает на генераторах: 

— У меня стоит огромный генератор, с ним я могу снабжать электричеством небольшой район, и мне за это платят. 

И так как он мог покупать дизельное топливо по сниженной цене благодаря работе на ИГ — 1/6 от цены для мирных жителей, — он сам стал эдаким маленьким «энергобароном». 

ИГ также, как известно, продает Асаду его собственную нефть. 

— В Алеппо дают электричество на три или, может, четыре часа в день. Их электростанция находится в Асфире, на территории ИГ, у аэродрома Квейрис. И режим платит за топливо для нее. Они вынуждены платить и зарплаты рабочим, потому что те все — специалисты, и их не заменить. ИГ забирает 52% электричества, а сторона Асада получает остальные 48%. Такая у них договоренность с Асадом. 

Со всеми этими способами обогащения ИГ не забывает и о «маленьком человеке». Оно создало социальную подушку безопасности для тех, кем оно правит в своем исламском социальном государстве. Основой этого комплекса мер стал их собственный «Закон о доступном медицинском обслуживании».

Члены ИГ получают бесплатное медицинское обслуживание и лекарства, и любой живущий в халифате человек может обратиться за бесплатной медицинской помощью, доказав, что она ему необходима. «Можно бесплатно попасть к врачу или лечь в больницу, — говорит Абу Халед. — Если тебе недостаточно докторов и госпиталей на территориях ИГ и нужно ехать в другую страну, они оплатят это. Сумма не важна. Если у тебя рак и нужна химиотерапия в Турции, они оплатят все, включая отель. Даже если речь о десятках тысяч долларов». 

И доктора в Эль-Бабе едва ли жалуются на потери, ведь медицина сейчас — одна из самых прибыльных карьер, доступных в «Аль-Даула». Врачам выплачивают 4000–5000 долларов в месяц, чтобы те не убежали в Турцию. 

Благодаря всему этому, по словам Абу Халеда, Сирия — это «пятизвездочный джихад», по крайней мере, по сравнению с Ираком. «Там ничего нет, но если приехать в Эль-Баб, тут работают кофейни и в целом все неплохо. Можно жить достойной жизнью». 

Так с чего бы ему, или кому бы то ни было, бежать оттуда? «Все из-за того, что я видел на ферме», — отвечает он. 

— У меня есть друг, он держит ферму. Каждый раз, каждые выходные, когда он приезжал туда, он находил там закопанные тела. Все эти люди были убиты ИГ, и их тела закопали на ферме. 

Чем дольше фермер вспахивал землю, тем больше тел он находил. Это было похоже на свой собственный Верден в Алеппо. 

— Фермер начинал копать и находил руку или ногу. 

По его просьбе Абу Халед сходил на встречу к эмиру Эль-Баба и пожаловался на сброс тел. Эмир ответил, что разберется в этом и свяжется с ним в скором времени. 

— Спустя пару дней я встретил эмира на улице. Я спросил: «Так в чем там дело?» Эмир ответил: «Это не мы. Мы не знаем, кто сбрасывает там тела». 

Поверил ли Абу Халед эмиру? Конечно, нет. «Но нельзя же назвать эмира лжецом прямо в глаза». 

Спустя еще несколько дней фермер сказал Абу Халеду, что должен ему кое-что показать. Он рассказал, что если раньше ИГ хотя бы копало неглубокие могилы для своих жертв, теперь их люди просто сбрасывают тела на землю. «По всей ферме, под оливковыми деревьями — везде трупы».

Абу Халед снова пошел к эмиру и настоял, чтобы тот приехал и увидел все сам. Эмир согласился, сказал тому сесть в его машину — его BMW X5, если точнее, — и повез его в эту сельскую гробницу.

— Эмир Эль-Баба водит BMW? — спросил я.

— Да, — ответил Абу Халед. — Я сказал ему: «Отличная у тебя машина». Он ответил: «Исламское государство очень богато, хвала Аллаху!»

Абу Халед сразу же увидел тела. Но эмир стоял на своем: ИГ, говорил он, не имеет отношения к этим смертям. Но теперь у Абу Халеда было доказательство, что это ложь. На земле лежало тело мужчины, которого поймали и обезглавили за разбрасывание «SIM-карт» вокруг стратегических объектов в Эль-Бабе, вероятно, для самолетов коалиции.

— Я знал, что это был он, — говорит Абу Халед, — потому что он был одет в черно-белый спортивный костюм Adidas. Я так и сказал эмиру. Я говорю: «Ну послушай, хватит. Этот — ваш».

Сутки спустя эмир позвонил Абу Халеду и сказал ему: «Мы выкупим эту ферму. Спроси хозяина, сколько он хочет за нее».