Журналист рассказал подноготную телемарафона: тебя фактически ломают

Журналист рассказал подноготную телемарафона: тебя фактически ломают

Этот текст — исключительно о моем личном опыте работы в рамках телемарафона «Единые новости». Опыт продолжительностью полтора года.

Об этом пишет Евгений Лесной для "Детектор медиа".

Так как при увольнении с телеканала я подписал документы о неразглашении — финансовой и другой информации, которая может нанести ущерб репутации медиа, — о самом канале я говорить не буду. Однако по моему убеждению, все, что происходит там, где работал я, мало чем отличается от того, что происходит на других украинских телеканалах, которые за государственный счет производят контент для марафона.

На телеканал N (в рамках марафона) я пришел в феврале 2024 года. На то время с работой на рынке было сложно, и, как говорят, не до выбора. В ВСУ меня не взяли — я исключен из воинского учета по состоянию здоровья еще в начале полномасштабного вторжения. Коллеги с другого канала посоветовали: мол, ищут человека с опытом для итоговых выпусков. Связались, договорились, начал работать.

Сначала ничего не вызывало беспокойства. Позиция была понятна: снимать откровенно провластные сюжеты меня не просили. Спикеров приглашал сам — из собственного круга профессиональных контактов. Но дальше — сложнее. Шеф-редактор информационного вещания постоянно расспрашивала, кого именно я планирую снимать. Это выглядело странно: когда приглашаешь на работу профессионала с 30-летним стажем — нужно доверять. Иначе зачем приглашать?

Дальше — еще интереснее. Один из ведущих телеканала подошел ко мне с «советом»: стоит «играть по правилам». Мол, я периодически снимаю адвоката Ярослава Куца — а он же, цитирую, «порошенковский». Таких здесь, мол, не стоит показывать. Этого телеведущего я знал еще с 2015 года, с ток-шоу «Говорит Украина», где он был обычным журналистом. Очевидно, путь к роли ведущего у нас имеет свои негласные «правила игры» — и это не только о профессионализме.

Ясно, что тема «Европейской солидарности» — под полным запретом. Мне это четко сказали и директор, и шеф-редактор: «У них есть свои телеканалы — сюда нельзя». Но я игнорировал эти запреты. Периодически снимал и Куца, и политолога Евгения Магду. Однако каждый выход неугодного эксперта — это была борьба. Споры с редакторами стали привычным явлением (кстати, все разговоры в моей редакции велись исключительно на русском).

В марафоне в целом не приветствуются любые спикеры, критикующие власть. Информационные продюсеры постоянно спрашивали шеф-редактора: можно ли брать комментарий у определенного эксперта. И ответ поступал не сразу — так как согласование шло «сверху».

У журналиста всегда есть способы донести важное — через комментарии спикеров. Но когда эти синхроны «урезаются» до полного обезличивания — журналистика теряет смысл. Это называется, одним словом, цензура.

За полтора года работы один мой сюжет сняли с эфира. Причина — участие в нем депутатки от «Голоса» Инны Совсун. У кого-то наверху случилась, очевидно, идиосинкразия именно на ее имя. Это был сюжет ко Дню Европы — о том, насколько мы сами становимся европейцами. Одной из тем была необходимость принятия закона о гражданских партнерствах, автором которого является госпожа Инна. Но разрешения на ее появление в эфире не дали. Я принципиально не согласился вырезать ее комментарий — это противоречит моим принципам. Это было еще в мае 2024 года (скриншоты переписки сохранены).

Тема гомофобии — отдельная. Более полугода я предлагал сделать аналитический сюжет о жизни ЛГБТК+ людей на четвертом году большой войны. Молчали. Несмотря на все реляции в эфире марафона о «европейских ценностях». И как только я этот сюжет все же сделал — через две недели меня уволили. Формально — сокращение. Несмотря на то, что мой муж сейчас служит в ВСУ.

Когда вы смотрите марафон — вы часто видите чрезмерное количество официоза. Президент здесь, там — все это прямые трансляции. И если кто-то думает, что причина — нехватка сюжетов, то нет. Мои аналитические сюжеты, которые всегда планировались как заключительные материалы, часто не попадали в эфир в день, когда были готовы. Потому что важнее — транслировать что-то, что очень напоминает мне «съезд ЦК КПСС» или старую программу «Время».

Напоследок. Уже через несколько недель после моего трудоустройства директор вызвала меня и сказала: «Подумай, что пишешь в фейсбуке. Те, кому надо, читают». И посоветовала не высказывать громко свою гражданскую позицию. Я ответил резко: про место работы у меня в фейсбуке — ни слова, а все остальное — буду писать, что сочту нужным (аудиозапись разговора тоже есть).

Самое страшное, к чему я пришел, работая в медиа, входящем в марафон, — я начал включать самоцензуру. Перестал приглашать экспертов, чтобы не тратить энергию на ссоры. Не включал синхроны Зеленского, где говорилось о проблемных моментах — потому что их бы все равно вырезали. Например, упомянуть про «шашлыки», хотя это было бы иногда уместно, конечно, невозможно. Как невозможно процитировать ответ Зеленского с сайта президента по поводу петиции о гражданских партнерствах.

И это чувство — когда ты журналист с 30-летним опытом, а тебя фактически ломают, — это то, что убивает изнутри.

Мой полуторагодичный забег в этом марафоне завершен. Выдыхаю. Оборачиваюсь. Хочу заниматься журналистикой. А существует ли она еще в Украине?