Польский доброволец: «Я верю в Украину. Но многие уже разуверились»

Польский доброволец: «Я верю в Украину. Но многие уже разуверились»

Конрад 17 месяцев воевал на Донбассе в рядах добробата. Его рассказ о таких, как он, вере и разочаровании.

— Конрад, Вы недавно вернулись с фронта. Там провели семнадцать месяцев, воевали в добровольческом батальоне против сепаратистов. Поэтому знаете, как выглядит ситуация. Знаю, что Вы видели французский документальный фильм «Маски революции», который более недели назад показал польский телеканал. Как Вы его оцениваете?

— Меня этот фильм поразил очень лично и глубоко. Потому что в нем говорилось о «боевиках», а не «солдатах» Правого сектора, «Азова» ... Но это не «боевики», это люди, с которыми я сражался бок о бок, которых я знал. Да, сначала я подходил к ним с определенной осторожностью, она основывалась на том, что определенная символика, история, которую изуучают украинцы и поляки, в определенные свои моменты диаметрально различаются. У поляков Бандера ассоциируется с преступлениями и «Волынской резней», а для украинцев Бандера — это человек, который боролся за независимость их страны, причем, этот человек боролся одновременно с несколькими врагами. И я это понимаю; я понимаю, что вы, украинцы, уважаете своего героя, но не знаете той истории, которую знаем мы, поляки.

— В этом фильме французский режиссер утверждает, что в добровольческих батальонах воюют одни ультра-националисты, ослепленные своей идеологией ... Затрагивали ли Вы на фронте во время разговоров с украинцами исторические, идеологические темы?

— Да, они поднимали эту тему, я тоже об говорил (об истории — ред.). В конце концов, эта тема сама поднималась ... ведь я — поляк ... В моем батальоне преобладали русскоязычные украинцы, но были так же добровольцы из Западной Украины, и мы говарили об исторических недоразумениях. Но мне было трудно об этом говорить, потому что украинцы учили одну историю, поляки — другую. Эту карту весьма умело разыгрывают россияне, они являются единственным бенефициаром этого исторического спора. Я лично там, на фронте, думал так: если есть два диаметрально разных взгляда на этот вопрос, и эти разговоры могут закончиться ссорой, то лучше не доказывать свою правоту. По крайней мере, в этой ситуации, когда украинское государство борется с агрессией. На это всегда найдется время. Но теперь эти эмоции лучше отложить в сторону.

В своей истории мы, поляки, очень любим повторять, что битва под Варшавой была одним из крупнейших успехов Польши. Но одновременно забываем добавить, что под Варшавой генерал Безручко и сорок тысяч украинских солдат вместе с нами, бок о бок, боролись против большевиков. А через полгода мы этих украинцев в Рижском трактате продали, а Украину поделили между собой и большевиками. А двадцать лет спустя эта же участь постигла нас, поляков, когда Польшу поделили между собой Германия и Советский Союз.

Но об этом эпизоде полякам почему-то не рассказывают в школах. Поэтому, конечно, люди могут разжигать в себе ненависть к украинцам, называть их националистами ... но я всегда задаю вопрос — откуда это взялось? Где было ядро проблемы? Ведь ничто не берется само по себе, из воздуха.

— Вы были единственным иностранцем в батальоне?

— Да, в моем батальоне я был единственным из Западной Европы. Был еще один англичанин, но он был очень недолго и не воевал на «передке». Воевал только я. И ребята-украинцы смотрели на меня сначала с таким удивлением ... мол, что он здесь делает?

— Что Вы отвечали, когда они Вас об этом спрашивали?

— Вы знаете, мир сейчас разделен на людей, которые имеют материалистические взгляды, и тех идеалистов, которые еще остались ... Я себя всегда причислял к этой грозди идеалистов. Не нравилось мне, что когда кто-то хочет навести в своем государстве порядок, хочет идти в Европу, то «старший» сосед на него нападает, забирает его территорию, а солдат, которые пытаются защищать свое, называет — как в этом французском фильме — «боевиками» и «неонацистами»; манипулирует фактами, врет всему миру ... У меня в голове не укладывалось, что так можно делать в XXI веке. А к этому всему подталкивают еще и личные дела — мой дедушка был украинцем, очень патриотичным человеком. Правда, я его не знал ...

Итак, в батальоне я был единственным западным европейцем, но кроме меня на фронте было очень много граждан стран бывшего Советского Союза. Белорусы, русские, граждане Российской Федерации, грузины ... их было действительно много. В общем, во время продолжения АТО — но я предпочитаю называть эту войну своим именем, ведь в антитеррористических операциях нет «градов», нет танков и иностранных войск. Итак, во время этой войны на Донбассе в добровольческих батальонах против сепаратистов сражалась тысяча иностранцев.

— Какова их судьба теперь? Они живут в Украине?

— 2 декабря 2014 года (я даже имею в телефоне это выступление) президент Порошенко официально заявил, что даст добровольцам украинское гражданство, что они это заслужили ... Верховная Рада стоя аплодировала ...

И что потом? Есть около тысячи иностранцев, которые воевали на Донбассе. Из них 70-80% — это граждане России и Беларуси. Об этих людях знает российское ФСБ и белорусское КГБ, потому что каким-то чудом «уплывают» их данные. Если они вернутся на родину, то, например, в России их ждет 12 лет заключения при условии, что выживут — ведь там они будут предателями.

До сих пор украинское гражданство получили: один белорус и один россиянин. На днях я узнал о третьем — гражданине Израиля. Многим в гражданстве отказывается. На каком основании? От них требуют справку о несудимости. На мой взгляд, ситуация выглядит, как анекдот: 1941-й год, гитлеровская Германия нападает на СССР, Советский Союз защищается. На территорию Советского Союза является группа немцев, которые не любят Гитлера, они берут в руки оружие и воюют на стороне Красной армии. Воюют до 44-го года, до Сталинграда. Затем просят о гражданстве. А на это им Сталин говорит: Ребята, все прекрасно, вы хорошо повоевали! Но мы не можем вам дать гражданства, пока не принесете из Гестапо справку о несудимости.

Конрад, какими были Ваши отношения с украинцами? Как к Вам относились воины из батальона?

— Вы знаете, они — как моя семья. Это просто мои ребята. А я — их. Семью, как говорится, не выбирают. Но там — все очень просто ...

— За что сражаются украинцы? За что воюют?

— Это очень сложный вопрос ... то есть ответ на него — сложен, сам вопрос нормальный. Ответ сложен и полон парадоксов. Вы знаете, на фронте я стокнулся с тем, что мои ребята были готовы умереть за Украину, они были готовы посвятить свою жизнь родине, они — гордые и настоящие воины ... Но одновременно они говорили, что когда закончится война, то хотели бы уехать из Украины. Я этого долго не понимал, пока не увидел, что происходит в Украине. Майдан был за то, чтобы страна вошла в Европу. А чтобы это произошло, должна измениться система. Изменение же системы — это полная перестройка и отодвинуть определенных людей от власти. А этого сейчас нет. И в моем батальоне все чаще я слышал вот такое словосочетание — «грабить народ».

За расстрелы на Майдане были наказаны одиннадцать человек, в основном — «титушки». Прокуроров не посадили в тюрьму, никого не сменили ... а если посмотреть на украинскую армию — это та самая армия, которая демонтировала эту армию, это те же генералы. А эти генералы должны были бы знать, что в конкретном полку нет трехсот действующих танков, а есть только три, потому что эти самые генералы эти танки продали. Где же здесь реформы? На все это смотрят рядовые солдаты, которые пошли защищать родину и хотели изменить Украину ... И что теперь что чувствуют эти люди? Они разочарованы, они чувствуют апатию, и они не верят, что что-то изменится, поэтому хотят оттуда уехать. Вы знаете, я верю в Украину. Но многие уже разуверились.

Имя гостя, с учетом его безопасности, изменено.

Яна Стемпневич и Лидия Залитач, опубликовано на сайте Польского Радио

Перевод: Аргумент