Групповое изнасилование школьницы в Закарпатье. Правомерен ли приговор суда?

Несколько дней соцсети лихорадит от информации о резонансном преступлении и приговоре суда. Речь идет об изнасиловании 14-летней девочки тремя ребятами из ее школы, снимании процесса на видео и распространении.

Преступление произошло летом 2021 года в Закарпатье, недавно Воловецкий суд вынес приговор: 2 года условно. Общественность готова растерзать ребят и судью. Луна есть на апелляцию по приговору. В издании hromadske поговорили с Кристиной Кот — адвокатом, правозащитницей, основательницей Ассоциации женщин-юристок Украины «ЮрФем», специализирующейся на защите пострадавших от преступлений сексуального характера.

Только сейчас, через полтора года, об изнасиловании школьницы и приговоре суда стало известно широкой общественности. Почему только теперь приковано внимание к этому преступлению, знали ли вы о нем?

Раньше я не знала об этом преступлении. Только сейчас стало известно, потому что приговор суда был оглашен 16 марта 2023 года. И когда обнародовали полный текст решения суда, это дошло до СМИ, которые, видимо, следили за этим делом, многие узнали о преступлении и наказании. Не знаю, кто был первоисточником распространения информации.

Как вы и ваша организация присоединились к делу, вы ведь заявили о поддержке девочки и семьи?

В воскресенье я написала пост , потому что у нашей Ассоциации женщин-юристок Украины «ЮрФем» есть линия правовой помощи для тех, кто пережил сексуальное насилие.

Поскольку мы специализируемся на таких делах, люди сами начали обращать внимание на этот кейс, спрашивать, готовы ли мы взяться за дело и что думаем о приговоре трем ребятам. Также общество интересует, почему так произошло и готова ли общественность на это реагировать.

Поэтому была необходимость написать в соцсети, что мы готовы реагировать и что это дело поднимает многие проблемные вопросы, которые зависят не только от практики расследований, но и от того, что прописано в нашем законодательстве по таким категориям дел.

Как можно сейчас помочь потерпевшей? Безопасно ли ей оставаться в селе после огласки?

В любом случае мы готовы подключиться и помогать как адвокаты, если ребенок и семья в этом нуждаются. Для этого я оставила контакты и информацию, которую многие распространили. Контакты нашей линии правовой помощи "ЮрФем: поддержка": (068) 145-55-90.

Теперь после огласки ребенок снова будет чувствовать внимание к себе и тем событиям, которые с ним произошли. Следует беречь личные границы потерпевшей стороны, не забывать об этике и не травматизировать девочку снова — не говорить, если не хочет рассказывать, что случилось. Вопрос к родным, будут ли они позволять общение с ребенком, потому что это вопрос приватности, личных границ, добровольности.

Безопасно ли ей в деревне? Считаю, что да, ведь она продолжала жить там. А нам важно помнить: пережившие сексуальное насилие имеют право сами решать, они хотят принимать помощь или нет, хотят общаться или нет. Важнейший принцип – не навреди!

Дети с положительными характеристиками из школы и насильники - те же лица - могли быть такими безупречными в школе, в селе, но совершить групповое изнасилование. То есть такие характеристики им пишут учителя, потому что люди живут в одной деревне и не хотят портить отношения, жизнь ребятам? Действительно ли часто так случается: вот здесь социальная роль такова, а в противном случае иначе человек совершает тяжкое преступление?

Из нашего опыта дел, связанных с гендерно обусловленным насилием, домашним насилием, в том числе сексуальным, скажу так: часто случается, что обидчики, независимо от их возраста, позиционируются и играют роль абсолютно интеллигентных, образованных людей.

И община, в которой живет этот человек, никогда бы не могла подумать, что лицо может совершать сексуальное или домашнее насилие, может быть жестоким обидчиком по отношению к своим родным или знакомым, семье.

Часто эта социальная роль, которую видит социум, препятствует обращению потерпевших к правоохранителям. Почему не обращаются потерпевшие: боятся огласки, потому что небольшая деревня или городок, все об этом узнают. А еще боятся, что им не поверят, ведь обидчик имеет отличные характеристики, безупречную репутацию в обществе или сообществе.

В случае на Закарпатье пострадавшей не пришлось доказывать, что факт был, ведь обидчики снимали преступление на видео и распространяли его. Большинство преступлений, связанных с сексуальным насилием, совершают без видео, свидетелей. Поэтому часто потерпевшие считают: а как же я докажу, что такой вот «хороший человек» совершил насилие на меня?

Несмотря на наличие видео, пострадавшим, однако, не раз приходится проходить процедуру допросов, давать объяснения, то есть человек снова и снова переживает травматизацию, испытывает моральную и физическую боль, ведь должен вспоминать детали преступления. Как происходит процедура и можно ли что-нибудь изменить?

Пострадавшим от всякого насилия, а сексуального тем более часто приходится рассказывать о том, что с ними произошло. Сначала со следователем, затем может быть назначен дополнительный допрос, а могут быть обстоятельства, когда потерпевшей нужно еще что-то объяснять при проведении следственных действий, например при воспроизведении обстоятельств происшествия. Как дело доходит до суда, еще нужно свидетельствовать в суде и говорить опять обо всех обстоятельствах и подробностях преступления.

Сейчас в Украине предпринимают много шагов, чтобы не было этих повторных допросов. Война показала обществу, в том числе и правоохранителям, что это действительно травматизация для пострадавших.

Например, когда прокуратура стала расследовать преступления, связанные с сексуальным насилием со стороны российских военных, правоохранители начали задумываться, что действительно наш подход к пострадавшим от сексуального насилия (не только со стороны оккупантов, а в отношении всех сексуальных преступлений) не направлен на пострадавшую. личность. Теперь и мы, и прокуратура пытаемся изменять этот подход, чтобы человека допрашивали только один раз.

Наш Уголовно-процессуальный кодекс теоретически это позволяет: есть такая норма, что потерпевшая может быть допрошена еще на этапе расследования полицией. Следователь может подать ходатайство, чтобы потом потерпевшая еще раз не рассказывала о преступлении в суде, то есть чтобы допрос был только раз. Эта практика еще не распространена, но возможна.

Думаю, что со временем у нас будет другая система коммуникации между правоохранителями и пострадавшими от сексуального насилия. Что касается несовершеннолетних потерпевших, то несколько лет назад начали создавать «зеленые комнаты» при отделах полиции. Дети общаются именно в этой комнате со стражами порядка или с другими специалистами.

Другие же субъекты, имеющие право слушать историю ребенка (в частности, представители органов государственной власти), чтобы ему помочь, находятся за стеклом, но несовершеннолетний или несовершеннолетний их не видит. То есть они присутствуют, но нет необходимости еще раз ребенка допрашивать и травмировать.

Цель — чтобы все, кто причастен к делу (орган опеки и попечительства, психологи, соцслужба и т.п.), могли один раз участвовать в этом общении, но за пределами комнаты, где находится потерпевшая.

Я вижу осознание системой: это неправильно, что потерпевшие должны много раз свидетельствовать. Надеюсь, что после осознания будут приняты решения, чтобы изменить подход.

Есть ли информация, сколько преступлений сексуального характера в отношении несовершеннолетних происходит в Украине? Очевидно, что не все заявляют о поругании над ними, однако часть решается подать заявление.

Статистику ведет офис генпрокурора, там можно брать обновленные данные. Последняя информация, которую мы у них спрашивали, касалась 6 месяцев прошлого года, обновленной за весь прошлый год пока нет.

За 6 месяцев прошлого года у Офиса генпрокурора было 39 таких заявлений по статье «сексуальное насилие» (по всем, не только несовершеннолетним), из них 16 дел передали в суд.

Люди не всегда готовы обращаться, причин много. А даже если потерпевшие и заявляют о совершенном в отношении них сексуальном насилии, то лишь около 50% дел передают в суд, другие закрывают за неимением доказательств.

В прошлом году мы запустили линию правовой помощи «ЮрФем: поддержка», то 30% обращений были от несовершеннолетних или уже совершеннолетних девушек, но насилие в отношении них было совершено, когда не было 18 лет, — речь идет об изнасиловании и сексуальных домогательствах. Только когда они стали взрослыми, то стали говорить о преступлениях.

Почему люди не заявляют о преступлениях сексуального характера по отношению к ним?

Не заявляют из-за страха, стыда. В обществе до сих пор действуют эти стереотипы: «сама виновата», «спровоцировала», «не так была одета, не так себя вела», «почему туда пошла» и т.д. А виноват всегда преступник!

Один из факторов — уныние по поводу расследования и справедливости приговора суда. Нередко женщины смогли обратиться в полицию только после работы с психотерапевтом. Или они годами носили в себе боль и страдания, причиненные обидчиком, а впоследствии решили заявить в полицию, потому что не смогли спокойно жить с этой травмой.

Мы должны понять, что потерпевшие от сексуальных преступлений не сразу обращаются в органы правопорядка — да не только в Украине, но и в мире. Это значит, что правоохранительная система должна быть готова к тому, что должны быть доказательства, но не традиционные в нашем понимании.

Редко так происходит, что человека изнасиловали, он сразу позвонил в полицию, не мылся, не менял одежду, пришли медработники, взяли образцы ДНК и других веществ — и имеем доказанное преступление. Это в идеале, все просто, и так хотелось бы правоохранителям, потому что не нужно доказывать многие другие обстоятельства. В жизни по-другому.

В случае на Закарпатье опекуном девочки была не бабушка, с которой она жила (родители в это время находились на заработках), а представители сельского совета. Правомерно ли это, ведь и двое из трех обидчиков – сыновья работницы сельсовета. Небольшая деревня, связки, кумовство…

Правомерно. В случае отсутствия родителей, если родители, например, не давали бабушке доверенности на ребенка, чтобы именно она представляла интересы ребенка, то законным представителем является орган опеки и попечительства.

Это нормальная практика, прописанная в законе, ведь много примеров, когда дети испытывают насилие, среди прочего и от своих родителей, поэтому должен быть государственный орган, который может вступиться за несовершеннолетних и представлять их интересы.

То, что у общества, в частности у юридического, адвокатского сообщества, есть много вопросов к органу опеки и попечительства, это правда. Это орган коллегиальный, то есть в его составе психологи, представители социальных служб, управления образования, другие специалисты социальной сферы, совершенно не связанные с вопросом прав человека, и они часто не компетентны в том, как правильно представлять интересы ребенка и что должно быть важно, на что должны обращать внимание.

К сожалению, ситуация такова: со специалистами органов опеки мало кто работает, и у нас есть много проблем с этой службой. Не скажу, что все специалисты в этих органах некомпетентны, потому что если посмотреть реестр судебных решений, то найдем случаи: сам орган опеки и попечительства инициирует в судебном порядке ограничительные предписания в отношении родителей ребенка, если ребенок страдает от насилия и пытается защитить его интересы.

Орган опеки и попечительства по делам, где нарушены права ребенка, является обязательным участником дел — то ли речь идет о гражданских делах, то ли об уголовных. Он ответственен за то, что говорит и как защищает права ребенка.

Что касается большого влияния этого органа на решение суда, то это наши предположения сейчас. Однако обращаю внимание на то, что у нас и будут проблемы, связанные с работой органов опеки и попечительства сейчас, потому что в каждой общине есть представители этого органа. Речь идет об объективности и беспристрастности, когда кто-то из небольшого села работает в этом органе.

Так что следует думать, как избежать коррупционных схем, конфликта интересов. Это можно сделать путем перенесения рассмотрения вопроса в орган опеки соседней тергромады, этим может также заниматься областная служба по делам детей.

Правомерен ли приговор суда? И должен ли понести наказание судья, принявшая это решение?

Что касается решения суда, то в этом случае вопрос больше в плоскости права, а не взаимоотношений, договоренностей. Если рассматривать решение суда, то оно содержит классические подходы в таких категориях дел.

Всегда при рассмотрении подобных дел возникает вопрос квалификации: изнасилование или сексуальное насилие. Суд на своей странице наконец-то вчера (жаль, что только сейчас) высказал свою позицию по приговору. Позиция должна была быть озвучена сразу, чтобы люди не додумывали, что и как.

Сначала была квалификация «изнасилования», затем судом же дело переквалифицировано на «сексуальное насилие», суд вправе переквалифицировать, возвращать дело обратно, просить прокуратуру переквалифицировать при отсутствии достаточных доказательств.

Я понимаю, что в этом случае у суда не было достаточно доказательств, чтобы говорить об изнасиловании. Но мы не видели материалов дела, знаем только о видео, каких-то экспертизах. Что еще было в материалах дела и было ли доказательств достаточно — нет информации. Компетентно могут заявлять о таких людях, которые читали это дело и имеют к нему доступ. Что касается переквалификации, то эти нюансы возникают часто и не только в таких делах.

А другой вопрос, всколыхнувший всех, — условное наказание. Судья не может нести ответственность за такой приговор, потому что она действовала в рамках УПК. А кодекс говорит: если человек может исправиться, его поведение может измениться путем условного отбывания наказания, то есть человек не сидит в тюрьме, с ним работают и будут работать центры пробации, он будет ходить на психологические программы, будет отмечаться у правоохранителей, за него поведением будут следить. И вот приговор суда зависит от того, что говорят центры пробации, психологи: если детям (а они еще несовершеннолетние) будет лучше не в местах лишения свободы, а дома и таким образом можно будет повлиять на исправление их поведения, то эти суда все показания выслушает, примет во внимание, как вели себя ребята с момента совершения преступления.

Поэтому приговор звучит так: ребята виновны, наказание им в размере 5 лет лишения свободы, но с освобождением от этого отбывания наказания условно. Это значит, что они должны пройти все эти программы и исправиться. Если через 5 лет они совершат какое-либо правонарушение, то решение суда пересматривается и должны будут сидеть в тюрьме. То есть приговор не означает, что их отпустили.

Вы написали, что вы нарабатываете и адвокатируете изменения в законодательство, касающиеся сексуального насилия. Что прежде требует изменений, чтобы преступники не были безнаказанными, чтобы зло не распространялось?

В Украине такой государственный подход: если есть возможность, чтобы дети не попали в места несвободы, то следует использовать этот вариант. Исправительные заведения — не лучшие места для того, чтобы изменить поведение человека, но не ко всем преступлениям можно применить этот подход.

В конкретном случае речь идет о групповом изнасиловании, а еще о изготовлении и распространении видео — эти факторы должны быть учтены судом. Поэтому, по моему мнению, Уголовно-процессуальный кодекс требует изменений, должны быть прописаны следующие нормы: в случае групповых изнасилований, в случае сексуального насилия в отношении несовершеннолетних не может быть применено освобождение от отбывания наказания.

Сейчас наш кодекс запрещает условное отбывание наказания только в нескольких случаях, в том числе коррупционных, и еще в ряде преступлений. Поэтому этот вопрос должен быть обсужден юридическим сообществом и решен народными депутатами, если мы хотим, чтобы таких случаев не было, а наказание в случае преступления было строгим.

Повторю, требует изменений и сам процесс: однажды допрашивать жертв сексуального насилия, не ретравматизировать их.

В Украине ратифицировали Стамбульскую конвенцию , которая дает нам многое. К примеру, она говорит, что расследования преступлений сексуального характера не должны зависеть от заявления потерпевших. Сейчас, если касается взрослых, то без их заявления никто не будет расследовать дело о сексуальном насилии, изнасиловании.

Реакция учителей: «Это произошло летом, мы ни к чему, не знали…» Как должны реагировать педагоги заведения, дети которого совершили групповое изнасилование, чтобы такого не случалось?

Прежде всего, если они узнали о преступлении из источников, они должны сообщить полиции. В этом случае всем детям школы должны объяснить, что это преступление, такое нельзя делать, за изнасилование есть ответственность.

Также стоит объяснить детям, как общаться с ребенком, испытавшим сексуальное насилие, то есть сделать все, чтобы не было обид, насмешек над потерпевшей. Важно не допустить изоляции и самоизоляции пострадавшей девочки.

Во-вторых, у нас, к сожалению, нет сексуального образования в школах, а с детьми должна проводиться работа, чтобы дети понимали, что такое согласие на секс, что запрещено делать, что такое изнасилование, сексуальное насилие, какая ответственность за такие действия.

Современные дети сталкиваются с сексуальным преследованием в интернете, кибернасилием, травлей в сети, взрослые притворяются сверстниками и заманивают детей на встречи, просят снимать себя обнаженными, затем шантажируют их. В настоящее время очень много дел, связанных с сексуальными преступлениями в цифровой сфере. И о таких опасностях тоже нужно говорить с детьми в школах, не умалчивать.

Нина Король, опубликовано в издании